среда05 февраля 2025
kriminal-tv.in.ua

«Почему так много СОЧ? Что не так с психологической реформой в армии?»

«У парня начались проблемы с психикой, он проявлял агрессию и суицидальные наклонности. Когда заходил на позиции, говорил: "Вы все погибнете", и смеялся. А знаете, что ему ответил психиатр на ВВК? "Пригоден, возвращайся назад". Никому это не интересно. И таких случаев много. Психологи в армии неэффективны. Все эти тесты — лишь иллюзия», — делится своими наблюдениями пехотинец, который уже год сражается на Донецком направлении, в интервью hromadske.
«Почему так много СОЧ? Что не так с психологической реформой в армии?»
«Никто не задумывался, почему столько СОЧ?» Что не так с психологической реформой в армии

На фоне критической усталости в армии важность психологической поддержки бойцов, которой раньше почти не уделяли внимания, — кажется, наконец-то осознают. Главнокомандующий пообещал перезагрузку этого направления, а в Минобороны создали профильное управление. На смену старой системе морально-психологического обеспечения (МПО) недавно пришла система психологической поддержки персонала (ППП).

Изменение названия подразумевает ли изменение старых подходов? Почему количество военных психологов увеличилось, а качество — нет? Как это сказывается на числе СОЧ? Почему положительный опыт в бригадах — скорее исключение, чем правило? Что говорят в Минобороны и как реформа чуть не пошла коту под хвост — в материале hromadske.

«Нет никакой бригады, где были бы все квалифицированные психологи»

В настоящее время на уровне бригады функционируют группы контроля боевого стресса, которые работают с бойцами непосредственно после выполнения боевых задач и должны выявлять тех, кто нуждается в восстановлении.

Параллельно на уровне батальонов созданы группы психологического сопровождения и восстановления.

Кроме того, каждая бригада должна организовать пункт психологической помощи — своего рода «стабпункт» на пути к дальнейшей реабилитации.

Звучит замечательно. Однако на практике более разветвленная система сталкивается с нехваткой специалистов.

«Реальность такова, что, во-первых, не найдешь такого количества военных психологов. Если раньше было трудно найти пять психологов на бригаду, потом нужно было найти десять, а теперь — несколько десятков. Где их взять? Я еще не встречал ни одной бригады, в которой было бы десять квалифицированных психологов на такие должности», — утверждает в разговоре с hromadske врач-психиатр, а ныне начальник группы контроля боевого стресса в 67 отдельной механизированной бригаде Олег Гуковский.

Замысел неплохой. Но хуже всего в этом всем — подмена понятий. Потому что из нескольких десятков должностей офицеров-психологов по факту есть буквально несколько, имеющих образование и опыт. Остальные — люди с совершенно разным бэкграундом.Олег Гуковский, начальник группы контроля боевого стресса в 67 ОМБР

По словам Гуковского, проблема в том, что на новые должности в основном приходят те же кадры, которые работали в предыдущей системе морально-психологического обеспечения, или, как их называют, «эмпэошники» с неким «замполитским» наследием.

«О психологическом обеспечении как таковом у них речь не шла и не требовалось психологического образования. Их роль была сосредоточена на воспитательной работе и организационных задачах заместителя командира батареи или батальона. Затем их переквалифицировали. То есть название изменилось, а суть осталась прежней», — добавляет Наталья Грицюк, офицер отделения психологической поддержки персонала 128 горно-штурмовой бригады.

Некоторые такие группы психологического сопровождения было бы справедливее называть группами юридического сопровождения. Ибо фактически они занимаются в основном служебными расследованиями. То есть тем, чем занимались «эмпэошники» в своих ротах. Вот и все.Олег Гуковский, начальник группы контроля боевого стресса в 67 ОМБР
Олег Гуковский, начальник группы контроля боевого стресса в 67 ОМБР

Психологи в армии: обязанности и здравый смысл

Какими бы ни были попытки перезагрузки психологической поддержки в армии, еще одной общей проблемой, о которой говорят в большинстве подразделений, является несоответствующая нагрузка с учетом должности. Речь идет, в частности, о служебных расследованиях.

Суицид, самовольное оставление части, дезертирство, потеря имущества, без вести пропавшие и т.д. — в основном ведение этих дел ложится на плечи офицеров из тех же групп психологического сопровождения и восстановления. Хотя это противоречит здравому смыслу. Потому что, как сказала офицер в одной из таких групп, получается, что «тот, кто оказывает тебе психологическую помощь, может тебя и наказать».

Хотя ни в каких должностных обязанностях необходимость вести служебные расследования не прописано. Это скорее рабочая необходимость. Или же пережиток. Поскольку некоторым бригадам все же удается разделить эти обязанности. Все зависит от понимания и воли командования.

«Согласно приказу 305 эти расследования вообще запрещено проводить (отделениям психологической поддержки персонала — ред.). У нас никто их не делает, для этого есть главные сержанты. Исключение — суицид. Потому что это действительно касается психолога. Но во многих бригадах эти расследования проводятся. Ну конечно, тогда у них не будет времени на поддержку людей», — говорит о работе 128 ОГШБ Наталья Грицюк.

Опыт 128-й в психологической реабилитации бойцов — скорее исключение, чем правило. Там уверяют: восстановлению личного состава способствует командование. Поэтому военных при первой возможности направляют в реабилитационные центры или на отдых. В этом году hromadske снимало сюжет об их пункте психологической помощи. В настоящее время он адаптирован под большее количество людей.

«У нас это очень развито. Мы сами ездим и работаем с людьми. Наши пункты психологической помощи находятся в каждом подразделении. Например, обнаружили человека с реактивной тревожностью и тому подобное — его сразу берут на ППП в подразделении, проводят все необходимые скрининги, а затем передают нам (в бригадный пункт психологической помощи — ред.) на 7 дней. То есть в общей сложности человек проводит 10 дней на реабилитации, может переключиться, выйти из этой грязи и выдохнуть», — говорит Наталья.

Но я знаю, что есть горький опыт в других бригадах. Есть такие, где вообще нет понятия, что такое пункт психологической помощи.Наталья Грицюк, офицер отделения психологической поддержки персонала 128 горно-штурмовой бригады

«Не знаю, какой психолог здесь что-нибудь сделает»

В других подразделениях ситуация действительно иная. Собеседник hromadske в одном из батальонов, отвечающий за психологическую поддержку персонала, говорит: за месяц там могут себе позволить отправить на восстановление двух-трех человек. Хотя нужно — десятки.

«Было бы хорошо направить 20-30, но мы не можем. Потому что просто не хватает людей. Мы выкручиваемся, как можем. В нашей группе психологического сопровождения 4 человека на батальон. Но, понимаете, если люди с 10-летним стажем участия в боевых действиях уже тоже отказываются выполнять задачи, то я не знаю, какой психолог здесь что-нибудь сделает», — говорит заместитель командира по ППП.

Одно дело — рассказывать в кабинетах и писать концепции, а другое — говорить с людьми, которые не понимают, удастся им выйти из боевой задачи или нет, и если нет — смогут ли их вытащить хотя бы мертвых?заместитель командира пехотного батальона по психологической поддержке персонала

Старший офицер признается: хоть и курирует сейчас психологическую поддержку персонала, сам психологического образования не имеет.

«В начале войны я был заместителем командира батальона по личному составу. Затем — заместителем командира морально-психологического обеспечения. А с июля — заместителем командира психологической поддержки персонала. При этом у меня нет профессионального образования психолога. И о повышении квалификации для старших офицеров речь не идет. А без должного обучения это все только пузырьки