«Считал, что придется пить свою мочу». О 68 днях в изоляции и о том, как тело погибшего товарища способствовало выживанию.

«Я после выхода пытался рассказать о пережитом знакомым, родным — никто не понимал меня. Слушали и не понимали! Я злился, хотелось плакать, мне было больно, меня всего разрывало изнутри, а слез нет. Настя приехала в Славянск ко мне, а я ей кричал: не прикасайся ко мне, не трогай меня! Она что-то говорит — и все не то! Она улыбается — а мне хочется ее ударить. Я ей говорю: не улыбайся, не улыбайся мне!»

… Мы с Владом разговариваем в его съемной однокомнатной квартирке в Ирпене, где как раз по графику отключили свет, и из-за этого не работает электроотопление. Влад на такие мелочи не обращает внимания. Когда в Ирпене возникает угроза ударов российских «шахедов» и ракет, он просто зашторивает окно. Было бы хорошо отдохнуть где-нибудь в Карпатах — может, в следующий раз, когда вернется с фронта. А сейчас Влад любит с балкона смотреть на озеро под домом. «Он, видите — утка, вон поплыла», — радуется, что утка появилась именно тогда, когда он захотел ее показать.

Владу постоянно звонят, он из-за разговора со мной игнорирует звонки. Но на один отвечает — это кто-то из командиров. Похоже, речь идет о государственных наградах.

«Это меня на Героя Украины подают», — объясняет Влад, что именно ему только что сообщили по телефону.

Из стоматологов — в нацгвардейцы

В 25 лет его лицо такое юное, что даже борода не придает солидности. И очень милая улыбка, когда он рассказывает, как зачем-то выучился в Житомирском медицинском институте на стоматолога, какое имел отвращение к работе в поликлинике и как в 20 лет подписал контракт с Нацгвардией Украины. Вскоре командир предложил ему выучиться на офицера.

Полномасштабное вторжение застало Влада курсантом академии Нацгвардии в Харькове. Уже на третий день он с товарищами занял позицию возле села Малая Рогань. Автомат, четыре магазина, граната, в которую приказали вкрутить запал, только когда начнется бой. Запал на холоде неумелыми руками вкручивать, может, и до 10 секунд. Автомат производит более 10 выстрелов в секунду. Это столько раз его могли убить российские автоматчики, пока он возился с этим запалом.

На первой в жизни боевой позиции Влад увидел, какими жалкими становятся офицеры, не умеющие преодолеть свой страх перед врагом. Под Малой Роганью он стал взрослым мужчиной.

… Курсанты держали те позиции месяц. Затем им приказали вернуться в аудиторию для окончания учебы.

«Я до войны учился кое-как — у меня же был гуманитарный факультет, работа с личным составом, бумажки. Мы стреляли по три патрона несколько раз в год — вот и вся боевая подготовка. А после Малой Рогани я уже понял, каких знаний мне не хватает, чтобы эффективно воевать. Я искал эти знания по всем интернетам и ютубам. У меня все тетради были исписаны заметками. Я же офицер, за мной же солдаты будут стоять, они не должны погибать из-за моей глупости», — вспоминает сегодня Влад.

Он окончил академию весной 2023-го. После учебы служил в нескольких частях — занимался и бумажками, и подготовкой бойцов. И только в следующем году попал в батальон «Свобода».

Штурм, окопы и снова штурм

«Чуваки в офицерском звании не идут воевать вместе с солдатами на позиции — это не их работа, они должны организовывать подчиненных на выполнение боевой задачи. А я пошел. Потому что некому было на те позиции заходить, людей не хватало. И как это быть на войне и не подстрелить какого-нибудь россиянина? Как я, командир взвода, смогу отдавать приказы солдатам, если не был в их шкуре и не знаю их работу? Потому и пошел. На ”Адольфе” я был просто солдатом, а на ”Пинчере” уже сам себя назначил старшим позиции. До меня там был старший — не знаю, как о нем сказать без мата, а я после “Адольфа был готов на все”».

10 июля 2024 года Влад оказался на позиции «Адольф». Там уже несколько дней была тяжелая ситуация. Он застал на Адольфе трех бойцов — стал четвертым. Командование предупредило, что заходят на позицию где-то примерно на месяц.

«Тренер Майка Тайсона говорил, что страх — это огонь, согревающий ваш дом. Если его мало — в доме холодно, если много — дом сгорит. Страха должно быть столько, чтобы он согревал и помогал действовать. Идет бой — стреляй, не останавливайся. Как начнешь бояться, думать о смерти во время боя — все, пропал».

Интенсивность российских штурмов была безумной. Через несколько дней на «Адольфе» еще двое бойцов получили ранения. После эвакуации раненых Влад с собратом остался вдвоем. Сутки, две или целую вечность — он сейчас не вспомнит. Затем по одному, по двое к ним приходило подкрепление.

«россияне идут на штурм, мы отбиваемся, потом обустраиваем позицию, копаем эту землю, набиваем ею мешки, закладываем дыры, потому что если пуля пройдет через такой мешок, то уже не убьет, а только ранит. Снова отбиваем штурмы, снова копаем, кого-то трехсотит, кого-то на другие позиции переводят. Нас постоянно 3-4 человека на позициях, больше никогда не было. Мы “Адольф” держали 37 дней — за это время состав бойцов раз 8 менялся. Нацгвардейцы были, ребята из 54 бригады ВСУ. Один за другим, один за другим. А я все 37 дней там», — Влад заканчивает фразу роскошным матом, в нем и растерянность, и удивление, и восторг.

Готов пить собственную мочу

… Потом наступил момент, когда на «Адольф» уже не могло пройти подкрепление. Когда павербанки, еда, боеприпасы — только дронами. А дрон может доставить всего 14 килограммов. От чего отказаться — от воды, гранат, возможности связи? Дроны либо не долетают, либо сбрасывают доставку так, что россияне сто раз тебя подстрелят, пока ты ее найдешь. Или доставляют на соседнюю позицию — и тамошние ребята просто выпивают твою воду…

… Лето, жара, вместо воздуха — пыль, пропитанная смрадом пота, крови, мочи, экскрементов. Вместо унитаза у них пакеты и бутылки, они их упаковывают в белые мешки из-под сахара, выбрасывают наружу. Но они все равно донимают, а крысы еще и разрывают те мешки, роются в них. Воды сбросят четыре бутылки, одна всегда почему-то разобьется. Сухой душ нечем развести, чтобы обтереться. Влад за 68 дней на позициях, может, раз 4-5 обтирал тело. Зубы почистить нечем — пополоскал рот, выплюнул в чашку, чтобы снова было чем полоскать.

«Было, что мы без капли воды. Я пишу командиру, что мы реально здесь поубиваем друг друга, если его не